Прежде всего, необходимо определить то, что я подразумеваю под «природными» звуками. В данном случае я имею в виду те звуки, которые не были созданы при вмешательстве человека, но являются производными от непосредственно физических явлений и различных форм жизни – например, звуки, которые издают растения, животные или звуки различных погодных явлений. Иного рода звуки, которые издаются в рамках самого города, больше связаны с техногенными конструкциями – шум машин, транспорта, заводов, техники и другие бесконечные, а часто и уже бытовые аудиальные потоки (звуки мусоровозов, различных уборочных машин и т.д.). Также я постараюсь рассмотреть кейсы на грани между природным и техногенным – искусственные звуки, которые уподобляются и имитируют звуки природы по типу пения птиц, звуков животных, шуршания листьев и т.д.
Прежде всего, стоит немного рассказать о двух теориях, при помощи которых я буду описывать эти звуки. Первая из них – теория звукового потока Кристофа Кокса, с которой можно подробно ознакомиться в книге «Звуковой поток: Звук, искусство и метафизика». Звуковой поток описывается Коксом как «нелинейное течение материи и энергии, сопоставимое с другими природными течениями», которое «всегда конкретизируется, актуализируется и кодируется». Он вводит этот термин, критикуя современные аудиальные исследования из-за излишней антропоцентричности восприятия, описания и работы со звуком. Для него важно, чтобы звуковой поток сам по себе был признан первичным, предшествующем социальному, и, более того, в качестве отдельной и самостоятельной сущности, без привязки к иного рода материальным объектам.
Другая теория, с которой бы мне важно было поработать, это теория о режимах слышания[1] Шиона, а также связанное с этим феноменом активное и пассивное восприятие звука. В данном случае Шион отсылает к «Трактату о музыкальных объектах» Пьера Шеффера. Шион выделяет три вида слышания: казуальное, семантическое и редуцированное. Казуальное слышание связано с необходимостью получения информации о причине звука, семантическое – с расшифровкой сообщения, а редуцированное – с рассмотрением звука в качестве отдельного объекта самого по себе. Кроме того, стоит учитывать, все эти 3 режима слышания связаны именно с активным восприятием звука, но мы также постоянно сталкиваемся с его пассивным восприятием – мы неизбежно постоянно сталкиваемся с звуками, даже если не в полной мере осознаем их, то есть вслушиваемся в них, и это то, что мы не можем контролировать (максимум, доступный для человека, – возможность заткнуть уши берушами или наушниками, чтобы изолироваться от внешних звуков).
В своем эссе я хотела бы рассмотреть восприятие «природных» звуков в рамках городского пространства через теорию звукового потока Кристофа Кокса и теорию о трех «режимах слышания» (listening modes) Мишеля Шиона. С одной стороны, звуки, которые воспроизводятся растениями и животными могут интерпретироваться и восприниматься в качестве расслабляющих, отвлекающих от резкого шума городской среды (что можно заметить по множеству подборок многочасовых плейлистов с «звуками природы»), с другой – эти же звуки могут сигнализировать о непосредственной опасности (скрежет мышей, звуки грома, жужжание насекомых и т.д.), которые исключительно усиливают тревожное состояние житель:ниц города (прекрасно описанное многими урбанист:ками). Я постараюсь систематизировать звуки и ситуации, в которых они происходят, а также связанные с ними состояния, чтобы попытаться понять, можно ли говорить о «природных» звуках как об особом явлении в рамках городской среды, и о каких особенностях подобных звуков мы можем говорить.
Я хотела бы привести 3 кейса из городской жизни, которые предполагают различного рода столкновения с «природными» звуками. Первый из них – шелест деревьев и звук воды, который мы воспринимаем в парках и иного рода городских зонах отдыха. Как правило слышание подобного рода описывается в качестве расслабляющего, поскольку предполагает не только аудиальную смену положения, но и пространственную, что вызывает «приятные» ассоциации – уход от шума города, смена деятельности, режима восприятия и обстановки, отвлечение, и при этом возможность не оставаться в оглушающей тишине, которая таит опасность и практически полностью стала непривычной для человека города.
Другой аудиальный кейс, который все чаще сопровождает городскую жизнь в том или ином виде – записанные (иногда сконструированные) «звуки природы», которые собраны в отдельные плейлисты и записи. Некоторые из них можно отнести к этнографическим работам (как записи пения птиц, кваканья жаб и другие звуки животных), но большинство из них позиционируют себя как звуки для расслабления и засыпания (треск дров, шум дождя). Особенность этих звук – ритмичность, повторяемость и при этом невысокий уровень громкости. Такие «спокойные» звуки, особенно при прослушивании в наушниках (и соответственно изоляции от внешнего мира) вводят человека в определенную предсказуемую систему, которая и помогает достигнуть «спокойствия».
И третий случай связан с звуками, которые негативно воспринимаются в рамках дома – как правило, это звуки мышей и насекомых. Скрежет, жужжание, писк – все это мешает спать по ночам и вводит в истерическое состояние тех, кто считывает эти звуки в качестве угрозы. Эти звуки означают непосредственную угрозу здоровью и жизни – как через еду или порчу материальных объектов, так и непосредственное физическое (животные могут укусить или как-то еще подвергнуть человеческое тело «пыткам»). Особенно страшно это именно во сне, в состоянии относительной человеческой беззащитности, которая нарушается, тем самым сбивая временные циклы (в частности циклы сна) человека, не позволяя ему в полной мере отдохнуть.
В данном случае, мы приходим к достаточно очевидному выводу, что восприятие звуков зависит от контекста. Но что важнее, мы можем отметить, что немаловажную роль в этом восприятии играет то, насколько человек фрустрирован «городским звучанием», а также насколько он может соблюдать звуковую «гигиену» и насколько развита его персональная аудиальная чувствительность. Мы приходим к тому, что о восприятии большинства звуков, несмотря на универсальность определенных культурных кодов и нормативных практик слушания-слышания, мы не можем говорить ультимативно обобщенно. Чувствительность к аудиальному связывается с необходимостью выживания чуть ли не в большей степени, чем остальные органы восприятия, и если большинство информации от других органов чувств мы способны подвергнуть фильтрации, то слух практически принуждает нас к постоянному восприятию звуков: даже если мы не в полной мере их осознаем, мы неизбежно воспринимаем их, и они влияют не только на наше ощущение мира, но и самочувствие (ментальное и физическое).
Также, мы приходим и к другому, достаточно очевидному выводу: мы крайне негативно воспринимаем «нежелательные» и «неожиданные» звуки, которые представляются нам нецелостными в соотношении с пространством, в котором они происходят. По сути, в ситуации «негативного» восприятия звука, мы сталкиваемся с казуальным слышанием, которое предполагает, что наш поиск источника звука становится реакцией на определенный триггер, который задевает чувство безопасности, и это приводит к усилению городской нервозности. Человек перестает чувствовать себя в безопасности, и в особо неприятных случаях он начинает существовать в режиме постоянного активного слышания, которое отнимает множество сил и времени, истощая человека.
Что важнее, подобного рода звуки – это часть звукового потока, который чаще всего нам не подконтролен. Звуковые потоки, которые созданы искусственно для имитации «звуков природы» – «одомашненные» звуки, которые создают ощущение безопасности и стабильности. Когда же эти потоки нам не подконтрольны, мы сталкиваемся с определенного рода нервозом – и я полагаю, это также связано с тем, как культ контроля развит в современной городской среде, где контроль практически целиком связан с целостностью и безопасностью отдельного субъекта. Для городского человека «звуки природы» все чаще перестают восприниматься как «естественные», а городской невроз, побуждающий все контролировать, не может позволить себе нечто неподконтрольное. Городской организм находится под постоянным гнетом и нападением техногенных звуков, поэтому убегает в их прямую противоположность. Но в столкновении с реальным природным хаосом и угрозой существованию, человек быстро осознает свою уязвимость перед аудиальным.