Говоря об антирепрезентационализме следует, в первую очередь, обратиться к понятию репрезентации. Репрезентация представляет собой представление, показ, представительство. В понятие репрезентации также включён процесс «вторичного» представления образа и первообраза. Говоря о репрезентации как о представительстве, следует обратиться к французскому философу Ж. Деррида, который анализировал представительские качества репрезентации в своей работе «О грамматологии». Дерррида также рассматривал проблематику репрезентации в контексте анализа способа бытия искусства. Проблема репрезентации также рассматривается им в рамках анализа формы существования искусства. Деррида выдвигал тезис о том, что посредством репрезентации образ или изображение обретает собственную уникальную реальность. Таким образом, изображение делает представленное им изображаемым и живописным.

Переходя к направлению антирепрезентационализма следует обратить внимание на цепочку культурных поворотов, которые были рождены культурной антропологией, в рамках дискуссии о культурных различиях. В рамках этого историко-культурного аспекта следует обратиться к работе «Культурные повороты» немецкого литературоведа и культуролога Д. Бахманн-Медик. В своей работе автор анализирует семь культурных поворотов: интерпретативный, рефлексивный, перформативный, постколониальный, лингвистический, пространственный, иконический.

Нас интересует, главным образом, рефлексивный поворот, берущий своё начало в конце 80-х годов прошлого столетия с момента рождения полемики о том, как пишется культура. В связи с крушением и перераспределением колониальной власти, возникает этнологическая критика репрезентации. Исходя из этого движения, подрываются устои объективных репрезентативных актов чужих культур и других идей. Основным исследуемым предметом в данном случае являются этнографические методы, способы письма и тексты. В концепции рефлексивного поворота обсуждается кризис репрезентации, который определяется как проблема подчинения культурных описаний конструкту власти. Одним из тезисов Бахманн-Медик в рамках рефлексивного поворота является то, что данный поворот эффективен тем, что имеет возможность поставить под вопрос иные исследуемые повороты и саму способность «поворачивать».

В рамках разговора об антирепрезентационализме нас также интересуют постколониальный и лингвистический повороты. В рамках постколониального поворота важно выделить критические категории анализа, которые дают возможность рассмотреть механизмы и практики концепции ‘othering’ (непохожесть, другоизация). Параллельно этому поворот раскрывает основные точки влияния колониализма на неевропейские страны. Понятие «постколониальность» обладает политическим подтекстом и употребляется в тесной связи с этническими, классовыми, гендерными аспектами.

В контексте постколониального поворота важно также сказать о лингвистическом повороте. Лингвистика и практики перевода становятся основополагающими понятиями в культуре и общественных науках. С 1980-х годов лингвистика тесно встраивается в культурологические исследования и возникают такие понятия как культурная репрезентация, культурные различия, власть и другие.

Стоит также обратиться к причинам отказа от репрезентации с точки зрения аргументов онтологии, семиотики и социологии перед феноменом антирепрезентационализма. Согласно аргументам со стороны онтологии, образ рассматривается как одновременно подчинённый агентности и конструирующий социальную жизнь. Сосредоточившись только на последнем, современная теория и мистификация образа рискуют затемнить его двойственную природу. С точки зрения неклассических онтологий XX в., которые выделяли проетируемый характер социальных практик и субъекта, представляя с критической стороны роль языка, экономики и производства, ныне превалирующее представление об апелляции художника к некоторой сакральной истинности в процессе создания произведения искусства, было смещено в пользу фокусирования на материальности средств самой художественной репрезентации. Фокус внимания на конструирующей функции образа и его непосредственной связи с гендерными, языковыми, постколониальными и институциональными аспектами, стал фундаментальным дискурсом.

Находясь в парадигме антирепрезентационализма, произведение искусства не должно быть деконструировано с помощью семиотических теорий. Вместо этого образ – это ещё одна доступность или интенсивность в пределах нашего поля опыта. Пример таких теорий мы можем найти у немецкого историка искусства и культуры Х. Бельтинга, который в своей антропологии искусства рассматривает произведение искусства как знак статуса ещё одного телесного носителя, где тела и холсты – это просто виды посредничества.

Антирепрезентационализм является отличительной чертой критики эпистемологической традиции. Согласно ей, знание не «отражает» реальность, а человеческий разум не является репрезентативным устройством. Антирепрезентационализм – это, по своей сути, ряд философских тезисов, по-разному трактующих понятие «репрезентация».

Таким образом, нам удалось обозначить основные поворотные точки: от классического понимания репрезентации к антирепрезентационализму. Далее я намереваюсь сфокусировать внимание на двух основополагающих концепциях антирепрезентационализма:
1. Глобальный антирепрезентационализм, который полностью отвергает философское использование понятия «репрезентация»;
2. Концепция, в которой понятие «репрезентация» выходит из объяснительного инструментария.

По словам американского философа Р. Рорти, репрезентационализм – довольно неоднозначное явление: данная концепция стремится соприкоснуться с самой природой вещей посредством точных репрезентаций, избавляясь также от того, что он считает ограничениями наших практик – реальных способов справиться с реальностью – за то, что они слишком локальны и случайны для этого, что представляет опасность для метафизического реализма, заложенного в репрезентационалистской эпистемологии. Другая опасность заключается в использовании точности репрезентации в качестве стандарта легитимности словарей и научной ценности дисциплин.

Антирепрезентационализм, однако, представляет собой более широкое семейство философских тезисов, чем может предложить эта краткая реконструкция версии Рорти, причём другие вариации трактуют понятие «репрезентация» по-разному. Например, точка зрения в философии разума, называемая элиминативным материализмом. Согласно этой позиции, обыденное понимание сознания является ложным и некоторые ментальные состояния, в которые верят люди, не существуют. Упомянутая точка зрения является ещё одним видом антирепрезентационализма. Аналогичным образом, активные подходы к познанию, по-видимому, являются ценным вызовом репрезентационализму в когнитивной науке.

Другой недавней антирепрезентационалистской точкой зрения является точка зрения американского философа Р. Брэндома, посвященная пониманию концептуального содержания и дискурсивной практики в рамках, в которых вывод заменяет понятие репрезентации. Тезисы Брэндома согласуются с мнением Рорти в поддержании дискурсивной практики над интенциональным и концептуальным содержанием. Этот акцент на практике является одной из главных осей их общего прагматизма. Но существуют значительные различия в понимании антирепрезентационализма.

Основное различие между типами антирепрезентационализма, упомянутыми выше, заключается в масштабах. Согласно первому, антирепрезентационализм – это программа, которая избегает использования «репрезентации» в качестве одного из своих объяснительных примитивов. Согласно второму, антирепрезентационализм можно рассматривать как более сильное философское утверждение, направленное на отрицание самих идей «интенциональности» и «разума» – если их понимать только в терминах представлений. Принятие первого обычно подразумевается во втором, но не наоборот: на самом деле можно принять первое, не одобряя второе, отвергая мнение о том, что «репрезентация» имеет объяснительный смысл, не подрывая цель объяснения репрезентативного измерения мышления, языка и знания. Если, следуя Селларсу и Витгенштейну, принять, что эта когнитивная функция является лишь одной из многих, то есть что язык не имеет основной репрезентативной цели, можно избежать последствий, выделенных Рорти. В частности, Рорти поддержал бы эту последнюю точку зрения, поскольку и в первом типе, и во втором являются ядром его радикальной антирепрезентационалистской программы, которая исключает репрезентации из философского словаря. Мы можем назвать рортианскую перспективу «глобальным» или «радикальным» антирепрезентационизмом, в то время как вторую концепцию можно назвать «лёгким», «локальным» антирепрезентационизмом.

Две эти разновидности антирепрезентационализма связаны, в целом, с различными прагматическими взглядами. Этот прагматический поворот означает, что интенциональное и концептуальное содержание – это вопрос не точного представления, а скорее социальной практики. Рорти и Брэндом по-разному характеризуют роль этих практик. Там, где Рорти подчёркивает, что мы используем, изобретаем и заменяем наш словарный запас, чтобы лучше справляться с нашей социальной и природной средой, Брэндом подчёркивает нормативную структуру дискурсивной практики, то, что он называет «игрой в объяснение причин». В то время как Рорти делает большой акцент на локальном и случайном характере наших практик, рассматривает дискурсивную практику как имеющую центр, который является одновременно рациональным и нормативным. Хотя «нормативный» и «рациональный» часто ассоциируются с традицией репрезентативизма, Брэндом использует их несколько иным, прагматичным образом. Для него нормативность – это слой норм, имплицитных на практике, а рациональность подразумевается в разъяснительных (экспрессивных) терминах, такого рода разъяснение, необходимое для того, чтобы сделать нормы, имплицитные на практике, эксплицитными в пропозициональной форме.
Обращаясь к примерам антирепрезентационализма, мы сталкиваемся с мнением, что это понятие лучше всего проявляется в первую очередь в политике. Биополитика обещала, что мы вступили в постполитическую фазу, поскольку капитализм колонизировал весь жизненный мир, обратиться было некуда, и политика как таковая радикально трансформировалась. Классический подход марксизма, основанный на понятии труда и товара, был заменен всепроникающей идеей постфордизма, где сама жизнь была превращена в товар. Антирепрезентационализм выходит за рамки политики. В социальной философии популярно продвигать системы, которые урезаны и устраняют старые картезианские требования к исполнительному эго. Как и в политике, все необходимые элементы действия (в данном случае социального, а не политического) содержатся в имеющихся под рукой жизненных материалах. Эти философии перекликаются с имманентностью Делеза в теории кино и предполагают сходные вещи в анализе произведения искусства, которые подчеркивают базовое взаимодействие в мире.

Обращаясь к работе Джанет Вулф, в центре которой – критика «анимистических» трактовок визуальных артефактов, мы имеем дело с тем, что автор оспаривает появление нового анимизма в истории искусства, который устанавливает безусловное влияние визуальных образов. Вулф помещает свои наблюдения в широкий культурный и дискурсивный ландшафт, где интерес к «социальному» заметно ослабевает. Некоторые из значимых показателей этого общего сдвига включают: поворот к «аффекту»; поворот к феноменологии (и пост-феноменологии); акторно-сетевая теория в социологии и научных исследованиях; теории постгуманизма (человек/животное, человек/природа, человек/технологии); теории материальности; акцент на агентности объектов; поворот к нейробиологии в гуманитарных и социальных науках.

Отвергая различие между субъектом (зритель, искусствовед) и объектом (живопись), она исследует «субъектность» самих картин ранних современных европейских художников. Важно отметить, что она с самого начала пишет, что её проект основан на теории – это стало возможным благодаря постструктуралистской критике отношений субъект/объект. Таким образом, для неё сила образов не имеет ничего общего с невыразимым или мистическим присутствием; скорее всего, он всегда полностью встроен в системы репрезентации, и его пересечение с более поздними зрителями всегда является вопросом интерпретации.

Таким образом, в статье мне удалось раскрыть понятие антирепрезентационализма как философского явления, в рамках которого мы имеем дело, главным образом, с различными подходами к критике понятия репрезентации. В рамках работы я взяла во внимание цепочку культурных поворотов, что послужило основой для историко-философского понимания репрезентации и антирепрезентационализма, а также позволило наметить этапы отказа от репрезентации в пользу антирепрезентационализма.


Хотя на первый взгляд можно считать себя вправе думать об антирепрезентационализме как о своего рода едином философском движении, на самом деле все обстоит совершенно иначе. В ходе предпринятого обзора концепций, мне удалось выделить два основных направления (типа) антирепрезентационализма: «глобальный» и «локальный». В своём тексте я также провожу анализ их точек соприкосновения и различий.

1. Бахманн-Медик Д. Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре. – Новое литературное обозрение, 2017.
2. Belting, H. (1994). Likeness and Presence: A History of the Image before the Era of Art. University of Chicago Press.
3. Brandom, R. (1994). Making it explicit: Reasoning, representing, and discursive commitment. Harvard university press.
4. Derrida, Jacques. Of Grammatology. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1998.
5. Rorty, R. (2009). Philosophy and the Mirror of Nature (Vol. 81). Princeton university press.
6. Verstegen, I. (2016). The Anti-Sign: Anti-Representationalism in Contemporary Art Theory. Culture, Theory and Critique, 57(2), p. 215-227.
7. Wolff, J. (2012). After cultural theory: The power of images, the lure of immediacy. Journal of Visual Culture, 11(1), 3-19.