Эссе Ричарда Керни –– это исследование прикосновения как особого познавательного процесса и попытка разобраться в устройстве нашего тактильного взаимодействия с собой и Другими. Принимая кризис карнальности за уже свершившийся факт, автор ставит перед собой цель исследовать последствия этого кризиса: определить статус тактильной коммуникации в сверхвизуальной среде и способы анакарнировать современную культуру повседневности (от греческого префикса ana – «снова, заново»).
Керни снабжает непосредственный анализ массивным ревизионистским корпусом, в котором определяет тактильность посредством реконструкции историко-философского контекста. Метод, которым при этом пользуется автор, совмещает в себе инструменты из постгуманистической, феноменологической, семиотической и медицинской дисциплин.

Прикосновение и мультисенсорность

Структурно книга состоит из трех тематических блоков. В первом прикосновение исследуется через семантический модус, или лексикон тактильности (lexicon of tactility): устойчивые языковые сочетания (фразеологизмы, идиомы, коллокации), которые формируют бытовое представление о чувственном: «сердце уходит в пятки», «комок стоит в горле», «сосет под ложечкой» и т.п. По мнению Керни, центральным для сенсорного тезауруса является понятие чувства (sense), которое, в свою очередь, в английском обладает тремя смежными значениями: чувствительности (sensation), смысла (sense) и направленности (orientation). В совокупности все они означивают особую восприимчивость тела к Другому, которая осуществляется на прекогнитивном уровне. Эту рецептивную чувствительность Керни определяет как такт (от латинского tango – «трогать, касаться»), который функционирует по принципу культурного вестибулярного аппарата. Такт регулирует наше взаимодействие с окружающими, позволяя нам балансировать между дистанцией и проксимальностью, активностью и пассивностью; он позволяет нам быть включенными в отношения двойного ощущения (по Гуссерлю), когда субъект открыт ощущению другого в той же степени, в какой другой открыт ощущению нас.

Иными словами, тактичное восприятие –– это восприятие, при котором субъект находится «в контакте» со своими эмоциями. Он соприкасается с ними, позволяя тем служить проводником не только между сознанием и телом, но и между сознанием, телом и средой. Причем прикосновение, реализуемое в форме такта, регулирует восприятие на всех сенсорных уровнях –– оно формирует синтетическую перцептивную систему, где каждое чувство отличается особой тактильностью, которую Керни определяет как карнальный интеллект (carnal intelligence).

Благодаря такому подходу к чувствованию унисенсорное (казалось бы) исследование Керни выгодно выделяется на фоне прочих, потому что включается в мультисенсорный дискурс –– междисциплинарную область исследований, направленных на демократизацию чувств: их изучение в качестве интерактивных процессов (практик, техник и режимов), которые синхронизируются или диссонируют друг с другом и служат человеку средствами перцепции и когниции (Howes, 2022). Придерживаясь тех же принципов, Керни определяет прикосновение не через противопоставление его прочим чувствам, а через сопоставление одного с другими внутри сенсориума; через поиск взаимосвязей между модальностями и принципов их сонастройки.

Кардинальной точкой эссе и сенсорного дискурса в целом является утверждение социальной природы чувствования. То, как мы чувствуем себя и других, обусловлено культурными конвенциями, и исследование того, что Керни называет режимами контакта (modes of contact), а Дэвид Хоус практиками перцепции (practices of perception), является основанием для понимания человеческого восприятия.
Социальный характер тактильности, по мнению Керни, базируется на принципе взаимообмена, или реципрокности: как нельзя дотронуться до другого, не будучи тронутым в ответ, так нельзя по-настоящему почувствовать вещь, не позволив ей «тронуть» тебя. Потому, с одной стороны, такт наделяет нас проницательным вкусом (savvy), обонянием (flair), зрением (insight) и слухом (resonance) и обеспечивает бóльший доступ к окружающему миру, а с другой стороны – обнажает наши чувства и делает более доступными нас.


Прикосновение и феноменология видения

Второй блок представляет собой реконструкцию того, как трансформировался концепт прикосновения в философии. Прежде всего Керни обращается к Аристотелю и предлагает его обновленное прочтение с феноменологической перспективы: не просто противопоставляя платоновской традиции, но переоткрывая как протоэтап исследований тактильности.

Для обоснования аристотелевских концепций в таком качестве Керни анализирует трактат «О душе» и фокусируется на плоти (от греческого sarx – «плоть, мясо»). Исходя из установки, что познание прежде всего эпидермально (т.е. базируется на телесных реакциях), Аристотель наделяет плоть медиальными характеристиками и утверждает, что она служит мембраной, которая дистиллирует первичное, квалиативное восприятие вещей (Kearney, 2021). Плоть –– это воплощение карнального интеллекта, его материальное условие; это медиум, чьим неотъемлемым качеством является выборочность. Плоть тактична: она восприимчива ко всему, что хоть как-то отличается от нас, и к любым, даже малейшим изменениям в состоянии этого отличающегося, другого. Но при условии такой высокой чувствительности соприкосновение с самими по себе вещами было бы невыносимым, поэтому даже то, что мы, как кажется, воспринимаем непосредственно, на деле является опосредованным плотью, которая сравнима со второй кожей: пористой, дышащей, живой, но, что парадоксально, неосязаемой. Плоть никак не локализована –– она подобна динамичной атмосфере, которая обволакивает тело, нежели субстантивному органу. Плоть проводит чувственные токи и одновременно изолирует их, тем самым обеспечивая безопасный контакт между нами и миром.

Несмотря на всю ценность трудов Аристотеля для современных сенсорных исследований, его карнальная герменевтика веками не получала развития и была реабилитирована только в начале XX века в проекте Эдмунда Гуссерля. До тех пор звание примальной эпистемологической парадигмы безраздельно принадлежало окулоцентризму, в свою очередь оформившемуся на базе платонизма. Лишь благодаря феноменологии (М. Мерло-Понти, М. Хайдеггер, Ж-П. Сартр и пр.) произошло «возвращение к вещам» –– (пере)установка, при которой дорефлексивное когито, или непосредственное восприятие выступает неотъемлемой составляющей познавательного процесса. Плоть в таком случае понимается как глубинное сознание, а не его противоположность. Она наделяется агентностью и служит основанием для нашего первичного опыта инаковости. Иначе говоря, я познаю мир в акте переплетения плоти моего тела с плотью мира, и этот акт осуществляется посредством прикосновения, пронизывающего все мои чувства: слух, запах, вкус и зрение.

В пятой главе эссе Керни предпринимает попытку исследовать то, как изменился феноменологический статус прикосновения с дигитализацией культуры. Автор оказывается довольно категоричен и утверждает не просто кризис тактильности, но ее фактическую утрату. Экспоненциальное увеличение визуальной информации, по мнению Керни, провоцирует рецептивный дисбаланс, из-за чего восприятие вновь оказывается подчинено иерархии чувств. Изображения перманентно опосредуют нас, подменяя тактильное дигитальным –– даже в таком сверхкарнальном акте как секс –– что, в конечном счете, приводит к экскарнации. Мы развоплощаемся, и наша культура развоплощается вместе с нами. Мы жертвуем физическим присутствием ради паноптического присутствия везде и нигде –– замещаем плоть экраном, и, прерывая тем самым тактильную коммуникацию, отказываемся от прикосновения самой жизни.
В параграфе “Just Gaming?”, который является синопсисом семинара в Бостонском колледже, Керни аргументирует свою позицию через анализ популярных медиапродуктов (фильмов, сериалов, игр). И по его мнению, современный видеоконтент лишь интенсифицирует десенсетизацию, делая пребывание в имагинальном, виртуальном пространстве слишком продолжительным и иммерсивным. «Шоу Трумана» Питера Уира или «Она» Спайка Джонза, Sims или GTA – все это контрибуция в процесс экскарнации, (вос)производство симуляций.

Тем не менее мы намерены привести несколько контрпримеров, которые бы расширили границы представлений о кроссмодальном функционировании зрения и тактильности и позволили бы нам продолжить дискуссию в русле не утраченной, а модифицированной, новой тактильности.

Прежде всего аргументы в пользу такого подхода можно обнаружить в феноменологии кино, разработкой которой занимались Вивьен Собчак, Линда Уильямс, Стивен Шапиро и проч. Отсылая во многом к понятию хиазма Мориса Мерло-Понти, эти авторы одними из первых обосновали соматическую природу киновосприятия – то есть такого режима восприятия, при котором «образы влияют на нас даже раньше, чем обработка когнитивной информации или подсознательная идентификация охватывают нас на другом уровне» (Эльзессер, Хагенер, 2016 [2007], 223). В отличие от предшествующих кинотеорий, подобный взгляд на фильм уравнивает означаемое и означающее. Иными словами, опыт просмотра не предполагает «бинарного противопоставления тел и изображений или реальности и ее репрезентаций» (Эльзессер, Хагенер, 2016 [2007], 227) –– он предполагает непрерывное двунаправленное взаимодействие между человеческим телом (его физиологической реакцией) и телом фильма (изображением на экране).

Сообразно культурным поворотам (в частности –– телесному повороту, случившемуся в 1980-е гг.) кинорежиссеры экспериментировали с художественными практиками, которые бы апеллировали к воплощенному восприятию, а кинотеоретики разрабатывали соответствующий категориальный аппарат. Так, Лора Маркс предложила понятия гаптической визуальности и кожи фильма, которые послужили важным вкладом в дискурс о трансгрессивных отношениях взгляда и прикосновения. Оставаясь в рамках теории воплощенного восприятия, авторка исследовала режимы смотрения, при которых зритель мог бы «коснуться» фильма: «пощупать» его глазами и ощутить его «прикосновение» в ответ. Как и в случае физического контакта, гаптическая визуальность активируется, когда дистанция сокращается. Линда Уильямс, еще один теоретик кино, считала, что проксимальности можно достигнуть через телесный эксцесс: изображение тела в экстатическом, сверхчувственном состоянии страха, боли или оргазма, которое бы вынуждало тело зрителя синхронизироваться с состояниями тела на экране на соматическом (или, если пользоваться категорией Аристотеля –– эпидермальном) уровне (Уильямс, 2014 [1991]). Сама Лора Маркс исследовала гаптичность через поверхность изображения, которую интерпретировала как семантически заряженный покров фильма –– его кожу, способную своей чувственностью (насыщенной материальностью, выраженной, например, через крупный план или акцентирование медиума) вызвать в зрителе воспоминание.
Последнее при этом стоит трактовать не как абстрактный образ, заключенный в ментальном пространстве, но как воплощенную, мультисенсорную реакцию, основанную на работе всего рецепторного аппарата. Наши тела –– это локусы воспоминаний и образов вообще; это естественные медиумы, которые находятся в состоянии перманентной трансмиссии индивидуального, коллективного и фикционального воображаемого (Belting, 2011). Проще говоря, любое взаимодействие с внешней действительностью предполагает перевод внешних образов во внутренние, карнальные; их обработку, сравнимую с цензурой (в терминах Ханса Бельтинга) или тактичностью (в терминах Ричарда Керни).

Несмотря на критику moving image индустрии, Керни также обращается к гаптической визуальности и, в частности, гаптотехнологиям: по его мнению, это один из немногочисленных способов остановить культурную экскарнацию. Тем не менее выборка примеров, предложенная автором, кажется излишне пристрастной: к разряду «ценных» гаптик он относит лишь прикладные проекты, вроде Altspace или Arrival VR.
Естественно, смотрение не может стать заменой прикосновению, но насколько основательными являются процессы виртуализации, чтобы говорить о тотальной экскарнации культуры? Возможно, изменения, которым Керни дает столь негативную оценку, на деле –– позитивная (или по меньшей мере продуктивная) реструктуризация доступа к реальному миру?

Если следовать генеральному тезису книги, то наше восприятие является соматическим: все чувственные модальности синтезированы друг с другом через тактильность и функционируют как целостная система. В таком случае зрение, даже если в ситуации смотрения оно преобладает, поддерживается другими ощущениями –– вне зависимости от нашей когнитивной осведомленности об этом. В насыщенном визуальной информацией пространстве мы все равно воспринимаем поступающие извне сигналы всем телом, а не только глазами.

Если развивать эту линию в понятиях Альва Ноэ, то любое восприятие активно, познавательно и вариативно: оно обусловлено, с одной стороны, нашими сенсомоторными, концептуальными и социолингвистическими навыками –– то есть тем, что мы знаем и умеем –– а с другой стороны, культурными структурами, состоящими из различных артефактов и технологий передачи информации. Видение вариативно в том числе: будучи вопросом доступа к видимому, оно предлагает нам разные стили познания (styles of exploration), которые, в свою очередь, регулируются степенью (не)посредственности того, что мы видим. Тому же принципу подчиняются и все прочие чувственные регистры –– «присутсвие-в-отсуствии» (presense-in-absense), одномоментное восприятие вещей в их доступности и недоступности, является базовым перцептивным феноменом (Noë, 2012).

Исходя из всего этого, мы полагаем, что экскарнация культуры на деле –– двунаправленное преобразование медиальной системы и нашего восприятия. Тактильность не может исчезнуть до тех пор, пока мы обладаем телом –– она может лишь выработать новые стили исследования, адекватные новым условиям доступа к действительности.


Прикосновение и терапия

В заключение мы хотели бы коротко охарактеризовать третий блок книги (главы 2 и 3), который представляет собой междисциплинарное исследование травмы и неразрывно связанного с ней прикосновения: сначала через миф и теорию, затем –– через исторический факт и медицинские практики.
Прежде всего Керни обращается к мифическим образам Эдипа и Хирона, а также литературному образу гомеровского Одиссея. Всех троих объединяет троп исцеления через прикосновение, который позднее нашел свое выражение в юнгианском архетипе раненого целителя. Особое место в этом мифологическом дискурсе отводится Асклепию, ученику Хирона и покровителю греческой медицины, который проповедовал карнальное лечение: прибегал к ритуальному массажу и купанию как особым тактильным практикам; использовал лекарственные травы. Еще одним покровителем медицины был Гиппократ, ученик Зевса (который, в свою очередь, приходился братом Хирону). В отличие от Асклепия, он проповедовал обсервационное лечение, основанное на надзоре за больным: «асклепийская медицинская традиция практиковала мудрость земли, тогда как гиппократов метод был вдохновлен Олимпом: он предписывал анальгетические стратегии и диагностики, направленные на определение и устранение болезни» (Kearney, 2021, 68).
Вслед за распространением платонизма и, соответственно, утверждением окулоцентрической парадигмы метод Гиппократа возобладал над методом Асклепия и лег в основу западной медицины. Тем не менее обсервационный подход не стал панацеей: устранить болезнь можно при условии, что она доступна, что до нее можно добраться. Боль от неизлечимой болезни устранить нельзя, но ее можно разделить с больным, и карнальная медицина как раз основывается на тактичном умении быть-с-кем-то: быть в контакте с чужой болью через невидимый, невыражаемый контакт с собственной; выдерживать чьи-то страдания, удерживая при этом свои.

В главе “Healing Touch” Керни подробно анализирует реальные медицинские практики, которые бы фокусировались на психосоматическом состоянии пациента. Впервые техники контейнирования боли (т.е. соприсутствия с ней) были апробированы в 1980-е гг. – во многом как реакция на последствия войны во Вьетнаме и рост случаев развития ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Хелен Бамбер, пионерка исследований травмы, одной из первых обнаружила, что ключевыми элементами травматерапии являются физическое присутствие и аффективное соучастие: «…важнее всего было оставаться рядом с выжившим и слушать и внимать тому, что он говорит, как если бы это было частью тебя, и тогда акт внимания и демонстрации своей доступности уже сам по себе становился актом исцеления» (Kearney, 2021, 88).
Эффективность «тактичного» подхода обусловлена тем, что при ПТСР тело и сознание человека находятся в состоянии конфликта. Пока психика пострадавшего пытается задействовать защитные механизмы и отрицает, либо вытесняет травмирующие переживания, тело принимает весь удар на себя и удерживает стресс, находясь в перманентном напряжении.

Соматическая терапия направлена на то, чтобы создать условия, в которых бы сознание и тело пострадавшего реинтегрировались и позволили перепрожить травмировавшее событие; в которых бы тело «разблокировало» аффект, который оно когда-то восприняло и вытеснило в бессознательное. Такую психосоматическую реабилитацию Бамбер сравнивала с катарсисом, а Керни с анакарнацией –– возвращением к чувствам и, как следствие, к жизни «здесь и сейчас».

Переходя от частного к общему, Керни пишет о продуктивности прикосновения как социальной практики, способной предотвратить появление новых травм, а не просто вылечить уже имеющиеся. По мнению автора, в ситуации негативного взаимодействия, конфликта, «встреча враждующих лицом к лицу, разделение общего физического пространства и обмен жестами –– это способ осознать насилие и преодолеть его» (Kearney, 2021, 107). Только умение поддерживать «тактичные» взаимоотношения способно излечить наши травмы.

Особенно любопытным в связи с этим является обращение Керни к постгуманистической перспективе и включение в пространство контакта не только людей, но и животных, и растения. Так, автор понимает взаимодействие человека и животного (например, в анималотерапии) или человека и растений (например, в садовой терапии) как проявление целительной рецикропности, благодаря которой и те и другие вступают в проксимальные, инклюзивные отношения с Геей и жизнью как таковой.
Такой взгляд на устройство действительности раздвигает границы антропоцена до «более-чем-человеческого-мира» –– «неразделимой совокупности земных (био)форм, которая вклю­чает в себя и человеческую культуру, но необходимо превосходит последнюю» (де Кастру, 2022, 63). Другими словами, исследование тентакулярных связей (по Харауэй), посредством которых переплетены все живые существа, –– это исследование Симбиоцена (от греческого symbiosis – «совместная жизнь»): особой эпистемологической модели, провозглашающей целительное соприкосновение всего живого.

Подводя итог, мы можем отметить эссе Ричарда Керни как перспективную междисциплинарную работу, в которой автор задает сразу несколько векторов развития тактильных исследований. Во-первых, Керни анализирует прикосновение через концепцию мультисенсорного восприятия и разрабатывает специальный категориальный аппарат для обозначения чувственных модальностей в их тактильном проявлении. Во-вторых, Керни предлагает контекстуально насыщенный анализ прикосновения в его терапевтическом качестве, который подкрепляет примерами из культурной теории и медицинской практики. Наконец, Керни ревизирует состояние современной культуры и формулирует собственную программу по разрешению кризиса тактильности, которая, даже при учете чрезмерной пристрастности и некоторой степени «морального паникерства», предлагает актуальные подходы к проблеме новой тактильности.




Список литературы:
де Кастру Э. В. (2022) О моделях и примерах: инженеры и бриколеры в антропоцене // Неприкосновенный запас. №3 [143]. С. 59-87.
Подорога Б. В. (2021) Перипетии симпоэзиса: размышления об одном понятии из книги Д. Хараэуй «Оставаясь со смутой. Заводить сородичей в хтулуцене» // Vox. Философский журнал. №35. С. 151-162.
Уильямс Л. (2014) Телесные эксцессы: гендер, жанр и эксцесс // Логос. №6 [102]. С. 62-84.
Харауэй Д. (2018) Тентакулярное мышление. Антропоцен, капиталоцен, хтулуцен // Крамар М., Саркисов К. (ред.). Опыты нечеловеческого гостеприимства: антология. М.: V-A-C press.
Эльзессер Т., Хагенер М. (2016) Теория кино. Глаз, эмоции, тело. СПб.: Сеанс.
Belting H. (2011) An anthropology of images. Picture, Medium, Body. Princeton University Press.
Howes D. (2022) The Sensory Studies Manifesto: Tracking the Sensorial Revolution in the Arts and Human Sciences. University of Toronto Press.
Noë A. (2012) Varieties of Presense. Harvard University Press.

Редактор

Дмитрий Кравченко